Обновленная планета 22. Ограничитель памяти. Елена Конева

ОГРАНИЧИТЕЛЬ ПАМЯТИ

 

Беседа

Молодая женщина, одетая в широкие шаровары и длинную рубаху, разглядывала только что вошедшую девушку. Так как посетительница пыталась заглянуть за ее спину, она отступила чуть в сторону и сообщила:

— Няньки твоей нет. Появится часа через полтора. Если будешь ждать, проходи.

Девушка молча кивнула, но не сдвинулась с места.

— Хочешь что-то спросить?

Женщина не торопилась уйти, так как от девушки шли волны, которые никак нельзя было назвать умиротворенными.

— Ты все время называешь Диму моей нянькой, Аглая. Мы к этому уже привыкли. Но сегодня меня вдруг заинтересовало — откуда у тебя появился именно такой образ?

Женщина усмехнулась.

— Евгения, ответ на этот вопрос очевиден. Он же опекает тебя, как отец и куча братьев, вместе взятых.

— Да, это правда, — согласилась девушка. — Так было всегда — сколько себя помню. Наверное, он тебе рассказывал, что мы долгое время жили рядом. Но сейчас хорошо, что его нет. Мне нужно поговорить с тобой.

— Что-то случилось, Евгения?

От девушки шла очередная серия волн смятения.

— Я умираю, Аглая.

Женщина подошла ближе и провела пальцем по ее коже, чуть ниже основания шеи. От надавливания на коже остался хорошо заметный красный след.

— Умираешь ты, надо сказать, красиво, так как выглядишь великолепно. Но нервишки действительно плохи. И веса тебе явно не хватает. Что это, Женя? Несчастная любовь?

— Что-то около того, Аглая.

— Как же твоя нянька проглядела такой казус?

— Она же была на стажировке, — девушка попыталась улыбнуться.

— Действительно. Тогда пойдем присядем.

Аглая прошла к своему столу. Женя заняла место Димы.

— Желание помочь тебе у меня есть — можешь в этом не сомневаться. Осталось только понять, как я могу это сделать. У тебя есть по этому поводу какие-нибудь соображения?

В глазах девушки отразились благодарность и надежда.

— Дима на днях сказал мне, что ты набираешь добровольцев для эксперимента.

— И что из этого вытекает?

— Хочу предложить тебе себя.

Аглая была озадачена.

— А что тебе известно о нашем эксперименте?

— Я имею в виду ваш аппарат под названием «Бочка».

— Есть у нас такой. Называется он, конечно, по-другому, но мы зовем его бочкой из-за цилиндрической формы. Но как ты представляешь себе суть эксперимента, в котором собираешься участвовать?

— Дима сказал, что бочка является ограничителем памяти. Можно избирательно отключать память помещенного в нее человека и тем самым заставлять его концентрироваться только на части событий его жизни.

— Да, это так. В бочке можно менять уровень изолированности от внешнего мира. А это влияет на воспоминания испытуемого. И что же ты хочешь получить от этого эксперимента, Женя?

Надежда в глазах девушки разгорелась сильнее.

— Я потеряла себя, Аглая. Мне нужно найти себя вновь.

Аглая смотрела внимательно.

— Цель, конечно, достойная, но мне надо посоветоваться с Димой. Если он не будет возражать, то я, пожалуй, засуну тебя в нашу бочку.

Руки девушки мгновенно сложились в мольбе.

— Пожалуйста, не надо дожидаться Диму. Он очень тревожится за меня. А у меня нет выбора — наступает предел моих возможностей существовать дальше.

Аглая оценила ситуацию и приняла решение.

— Хорошо. Я помещу тебя в бочку. Сила твоих чувств мне известна. Не исключено, что эксперимент поможет тебе принять необходимые для текущего момента решения. Но все же знай, что ощущение предела — это признак готовности к переходу в новое состояние.

Она подвела девушку к устройству, которое действительно напоминало бочку, и пояснила:

— Аппарат работает в трех режимах: красном, желтом и синем. Состояние, в котором ты будешь находиться, можно назвать промежуточным между сном и явью. Ты пройдешь последовательно все три режима. В красном — у тебя будут ослаблены воспоминания, не связанные с характерными воздействиями современной жизни, поэтому останется только то, что наиболее сильно звучит в тебе сейчас. В желтом режиме, наоборот, будут заглушены привычные воздействия и усилены некоторые необычные. Синий режим — это максимально возможная изоляция от внешней жизни, какую только может обеспечить наша аппаратура.

Девушка разглядывала бочку с любопытством.

— Аглая, а что вспоминали те люди, которые уже прошли через этот эксперимент?

— По большей части знакомые картины своей нынешней жизни. Ведь большая часть людей откликается только на привычные воздействия окружающего мира. В желтом режиме видят немногие. Но это и понятно, так как успех в этом режиме зависит от тех сигналов, которые генерируем мы, исходя из своего понимания необычности. И если кто-то из испытуемых попадает в резонанс с создаваемыми нами сигналами, то у него пробуждается соответствующее воспоминание. В синем режиме мы не генерируем ничего, а только изолируем, поэтому трудно рассчитывать на то, что в нем кто-то увидит нечто определенное. И все же мы не оставляем попыток экспериментировать и с этим режимом.

Дверь бочки открылась. Аглая показала Жене на кушетку.

— Сейчас ты ляжешь сюда и будешь грезить с открытыми глазами. Видишь эти разноцветные шарики? Они свисают с панели виноградной гроздью. Это световые индикаторы. Они будут напоминать тебе о том, какой режим ты в данный момент проходишь.

— Я постараюсь запомнить все, что увижу, — пообещала девушка.

— Не надо предпринимать для этого специальных усилий. Также ты не обязана рассказывать все детали увиденного. Будет достаточно, если ты опишешь общую картину и то, как менялись в ходе эксперимента твои состояния и ощущения. А сейчас я задаю тебе полагающийся вопрос: «Ты по-прежнему готова к участию в эксперименте?»

— Да. Я готова.

Женя легла на кушетку, и дверь бочки закрылась. На панели красиво загорелась гроздь красных индикаторов, похожих на виноградины.

 

Красный и желтый

Легкий и искренний смех Жени завершился характерной завитушкой повышающегося тона — и лица окружающих заулыбались. Ежедневное совместное чаепитие закончилось, и все разошлись по своим комнатам.

— У нас здесь конвейер по омолаживанию стариков, — слегка ворчнул Василий.

Девушка, проходя мимо, дернула коллегу за ухо и спросила:

— А когда тебе самому стукнет тридцать пять?

— О! Ну тогда, наверное, такие человеки, как твои сегодняшние поклонники, покажутся мне вполне молодыми и симпатичными.

Обнаружив, что девушка уже уткнулась в свои исследования, Василий сообщил на всякий случай:

— Жень, я шучу. Ты же знаешь, что мы все тут тебе рады.

Уходя домой перед праздником, Женя выдвинула ящик рабочего стола и обнаружила там букет красных гвоздик.

— Понятия не имею, — ответил Василий на ее молчаливый вопрос.

— И сколько же они тут пролежали?

— Думаю — не больше дня. Это же подарок тебе к празднику.

— Так сколько времени у тебя простояли гвоздики? — спросил Василий через месяц.

— Три недели! Невероятно.

— Значит, подарили с любовью. Дружеской, конечно, — добавил Василий, прикрывая уши руками.

Возникший вдруг образ одинокой розовой гвоздики, завядшей на следующее утро после преподнесения, запустил в Жене новую цепь воспоминаний.

— Евгения, переходите к нам работать, — предложил главный заказчик при завершении проекта. — Сейчас время непростое. Переждите его у нас.

Девушка улыбнулась предложению, которое казалось ей неприемлемым, а через неделю потеряла покой. Ее будто подхватил поток и унес в следующую точку жизненного пути.

Новый коллектив оказался весьма доброжелательным. Женя особенно сдружилась с Валентином, умным, услужливым, внимательным. И однажды она вдруг влюбилась в него, причем сделала это со всей мощью своей цельной натуры.

Валентин и Женя гуляли по городу, окунувшись в ничем не омраченное счастье. Но семья Валентина увидела в беспечной, как ей казалось, и эксцентричной Жене угрозу для своего благополучного существования. Молодой человек оказался под давлением и, не выдержав, перестал встречаться с девушкой.

Пережив первые шок и боль, Женя пыталась жить дальше. Костер вспыхнувших в ней чувств не мог угаснуть сразу. Но они с Валентином работали теперь в разных зданиях, и отсутствие его перед глазами облегчало ситуацию.

Но Валентин появился вновь. И так как костер в Жене все еще горел ярко и сильно, прежние отношения легко возобновились.

Проблема человеческого вмешательства в дела своих близких оставалась неразрешенной. И это неизбежно приводило к новым сближениям и удалениям в отношениях двоих. После очередного па этого жестокого танца Женя почувствовала, что сердце ее не выдерживает.

Красные шарики индикаторов помигали и погасли. Им на смену загорелись желтые.

Шли минуты, и Аглая внимательно наблюдала за девушкой. Она видела, как та внезапно вышла из промежуточного состояния и села на кушетке. А через мгновение, все сметая на своем пути, понеслись тяжелые волны рыданий. Сердце Аглаи рвалось на помощь, но она заставила себя ждать, так как знала, что этот поток должен остановиться сам. И в тот самый момент, когда наступило затишье, она немедленно открыла дверь бочки.

Девушка, пережившая бурю, нашла в себе силы спокойно сказать:

— Прости, Аглая. Я не могу сегодня продолжить эксперимент.

А потом, прорвав тоненькую пленку спокойствия, из нее вырвался возглас такого горя, что Аглая вся содрогнулась:

— Я измучила ее, Аглая! Я измучила ее!

Молодая женщина всеми силами пыталась сохранить равновесие под ударами волн штормящего океана чувств девушки.

— Кого и чем ты могла измучить, Женя?! О чем ты сейчас говоришь?!

— О душе, страданий которой я не замечала! — девушка почти кричала.

— У нее есть имя?! Ты видела ее лицо?!

— Да!

Ураганный ветер неожиданно стих. Девушка выглядела усталой.

— Я не могу сейчас говорить об этом, Аглая. Отпусти меня. Мы завершим эксперимент позже, и я расскажу тебе все.

Аглая ничего больше не спрашивала. Она прошла к выходу из комнаты и молча открыла перед Женей дверь.

 

Обсуждение

В дверь постучали. Аглая нажала кнопку дистанционного управления замком, но в зоне видимости никто не появился. Ей пришлось встать и проследовать к двери.

Некоторое время она молча разглядывала прислонившуюся к косяку красивую женщину, ответившую ей уверенным и спокойным взглядом. А когда пришедшая шагнула навстречу и обняла ее, Аглая наконец спросила:

— Евгения, неужели это ты?

Они прошли в комнату и сели друг напротив друга.

— Куда ты пропала, Женя? Столько времени прошло. Дима давно замолчал, и я ничего о тебе не знаю.

— Но сейчас ты можешь спросить меня о чем угодно, Аглая.

— Неужели ты пришла, чтобы завершить эксперимент?

— Не только. Все расскажу, но сначала давай разберемся с экспериментом. Ведь мы с тобой еще не обсудили его предыдущие этапы.

— Тогда я на время превращусь в экспериментатора, которому необходимо заполнить протокол испытаний.

— Согласна. Твой испытуемый готов дать тебе нужные сведения.

— Экспериментатор напоминает, что ты не обязана сообщать личные подробности увиденного.

— Но так как он близкий мне человек, я все же буду с ним откровенна. В прошлый мой приход, Аглая, ты совершенно правильно предположила, что я прохожу полосу неудачной любви. И красный режим бочки подробно отразил всю мою тогдашнюю страсть. Я не хочу сейчас называть то, что я переживала в то время, любовью, потому что с тех пор научилась разбираться в оттенках чувств.

— Видела ли ты, Женя, в красном режиме какие-то узнаваемые тобой картины?

— Да. Это были яркие эпизоды из той моей жизни. Они возникали преимущественно в хронологическом порядке, но с разной степенью подробности. То, что в жизни оставило на мне более сильный отпечаток, воспроизводилось более четко.

— С красным режимом понятно. Но, как ты понимаешь, мне очень интересно то, что ты скажешь о желтом.

Женя вдруг протянула руку и пожала ладонь Аглаи. Та улыбнулась знакомой импульсивности и ответила на пожатие.

— Ты, конечно, помнишь, Аглая, мое состояние, которое возникло в желтом режиме?

— Кто бы такое мог забыть?

— Ты тогда спросила, имеет ли лицо та душа, о которой я так рыдала. Но, наверное, впоследствии ты и сама обо всем догадалась?

— Для эксперимента важно, Женя, чтобы ты обо всем рассказала сама.

— Я видела в желтом режиме Диму. Но не совсем того, которого мы с тобой знаем в этой жизни. Повседневность, которая преобладала в красном режиме, была заглушена, и передо мной мелькнул ряд эпизодов из наших прошлых жизней. И во всех этих жизнях Дима был мне другом, отцом и братом, то есть нянькой, как ты говоришь.

— А ты ему? — тихо спросила Аглая.

Женя посмотрела на нее серьезно и твердо.

— Мое поведение по отношению к нему не всегда было достойным. Я уходила от него к другим мужчинам и возвращалась, потому что лучше него для меня не было никого. И он всегда принимал и прощал меня, потому что для него никого не было лучше, чем я.

— Но что же заставило тебя рыдать так безутешно?

— Боль. Оказалось, что моя нянька тоже испытывает боль, хотя и скрывает ее от меня. И все эти страдания родного человека за множество жизней объединились в одну молнию и пронзили меня до самых глубин моего существа. Они испепелили все мои страсти, которые преследовали меня из жизни в жизнь. И та физическая боль, которую я ощущала, была для меня спасением. А иначе бы мощь моральных страданий превысила мой болевой порог.

Аглая молчала, потрясенная.

— Вы удивительная пара, — сказала она наконец. — Я всегда чувствовала родство с вами. И мы еще поговорим с тобой об этом. Но сейчас давай выполним до конца то, зачем ты пришла.

Две женщины вновь стояли перед бочкой. Одна приостановила движение руки другой.

— Скажу тебе еще несколько слов, Аглая, перед тем как ты откроешь дверь. Красный режим этой бочки показал мне кое-что из моей текущей жизни, а желтый — из прошлых существований, причем из тех, в которых проявились не самые лучшие мои свойства. Знаешь, о чем я думаю сейчас? Если мне судьба увидеть хоть что-то в синем режиме, то ведь это могут оказаться и более светлые стороны моей души.

— Ты уходишь в малоизученную стадию эксперимента с хорошим настроем, Женя. Пусть все будет именно так, как ты сказала.

Аглая включила аппаратуру. Шарики, загоревшиеся синим огнем, оповестили Женю о том, что сейчас она будет полностью изолирована от этого мира.

 

Синий

Девочка, одетая в шальвар-камиз, остановила свой бег на берегу бурного ручья. Сил почти уже не было, но противоположная сторона была единственной возможностью спасения. Девочка сосредоточилась и, повторяя имя светлого духа, покровителя ее семьи, вошла в поток. Она потеряла сознание уже на другом берегу, когда конский топот и лай собак погони были слышны уже совершенно отчетливо.

Девочку привела в чувство незнакомая женщина, натиравшая ее тело пахучим маслом. Вместо зноя ощущалась приятная прохлада. Было так хорошо, что не хотелось шевелиться.

— Мне кажется, что я на небе, — обратилась девочка к женщине.

— Нет, ты все еще на земле, — ласково ответила та.

— А где те люди, которые гнались за мной?

— Они не посмели пересечь границу. Тебе на помощь пришли наши воины.

— Но меня не изгонят обратно, за ручей? — заволновалась девочка.

— Спи спокойно. Ты отвоевала свою жизнь. Сейчас ты под защитой моего брата, а значит, в безопасности.

Когда девочка мирно задышала, женщина вышла к брату.

— Война, Раджан? — спросила она.

— Да, Амала. Он требует выдать девочку.

— Но как ей удалось бежать?

— Ее отец ожидал мятежа и спрятал ее у крестьян. Когда предатель привел мятежника, крестьяне успели показать ей нужный путь.

— Бедная девочка еще не знает, что ее родителей больше нет. Но что нам надо делать сейчас, Раджан?

— Сейчас нужна свадьба, Амала. Если я буду защищать свою жену, то это даст мне законные права и союзников.

— Ты прав, брат. Я все подготовлю. Сегодня к вечеру ты будешь женат.

— Благословенно то царство, в котором женщины так же мужественны, как ты, сестра.

Раджан вернулся с победой, отвоевав владения жены. Несмотря на молодость, он был не только опытным воином, но и известным ученым. Маленькая Рамани, не по-детски умная и благородная, еще не достигла брачного возраста, принятого в стране, поэтому она надолго стала Раджану любимой сестрой, дочерью и ученицей. Она жила в покоях Амалы и впитывала в себя также и ее мудрость.

— Почему ты не вышла замуж, сестра? — спросила она как-то Амалу.

— Потому что я растила Раджана, — ответила та. — Он ведь тоже рано остался без родителей.

— Значит, — обняла ее девочка, — ты вынянчила своего брата, а теперь стала нянькой и его жене.

Она помолчала и, вдруг вспыхнув от какой-то мысли, продолжила:

— Я знаю, Амала, что мы втроем и дальше пойдем рядом. Я буду искать вас в следующих жизнях, а ваше родство со мной будет притягивать вас ко мне.

— То же самое сказал и Раджан, — улыбнулась Амала. — То же самое скажу и я.

Огромные глаза девочки вдруг стали еще больше.

— Амала, а ведь мы, наверное, и раньше произносили эти слова?

— Думаю, что да. Ведь родство душ идет изначально.

— Получается, что ты всегда будешь моей сестрой, а Раджан — отцом, учителем, мужем и братом.

— Только не забывай, что я могу родиться и мужчиной, — улыбнулась Амала.

Синие индикаторы продолжали гореть. К наблюдавшей Аглае тихонько подошел Дима.

— Посмотри, как она блаженно грезит, — показала ему Аглая. — Не хочется выводить ее из этого состояния, но затягивать эксперимент нельзя.

Индикаторы погасли. Женя села на кушетке, чему-то мечтательно улыбаясь.

— Похоже, сегодня мы кое-что услышим о возможностях синего режима, — предположила Аглая, открывая дверь бочки.

Женя вышла светлая и счастливая.

— Теперь я знаю, сестра, — сказала она, — почему ты так любишь широкие штаны и длинные рубахи.

Аглая была тронута.

— Ты не представляешь, Женя, как мне приятно слышать от тебя слово «сестра». И мне даже кажется, что это обращение как-то связано с тем, что ты увидела.

— Ты права. Я расскажу тебе обо всем, но немного позже.

— Но почему мы не можем провести обсуждение прямо сейчас? — удивилась Аглая.

— Потому что у нас нет времени, — вступил в разговор Дима. — Всем нам уже пора выходить.

Аглая ничего не понимала.

— Мы куда-то спешим?

— Да, сестра, на свадьбу, — пояснила Женя. — На нашу с Димой свадьбу, на которой ты будешь свидетельницей.

Аглая посмотрела вниз и воскликнула:

— Вот в этих шароварах?!

— Именно в них, — улыбнулся Дима. — В другой одежде мы тебя и не представляем.

— Но кто же будет свидетелем?

— Тот, Аглая, с кем тебе давно уже пора объясниться. Сегодня ты встретишься с ним лицом к лицу, а дальше ваша любовь сделает все остальное.