Диалог девятнадцатый
— Жанна д’Арк была много красивее своих имеющихся изображений. Никто не позаботился в то время дать твой точный портрет.
— Видимо, и о гибели Жанны известны не все подробности?
— И о пленении тоже. Но ты сама не сразу поверила в произошедшее и постигла свою страшную ошибку только во время видений в тюрьме.
— В чем заключалась эта ошибка?
— Ты полюбила англичанина и дала ему возможность бежать из плена. Он клялся тебе в любви, и ты была настолько наивной, что поверила ему. Но он был исключительно красив и умен. Люцифер владел тогда им.
— Он предал меня?
— Ты обещала ему стать его женой после боя. Но он сбежал накануне боя и предал тебя, насмехаясь над верой в то, что он может полюбить такую ничтожную девушку.
— И в результате меня взяли в плен?
— Тебя заточили в подземелье одного из замков. И тюремное заключение было очень суровым: почти в полной темноте, на воде и хлебе. Ложем тебе служил каменный ящик для скота, который ты предпочла сырой земле.
— Что было со мной, когда я осознала свою ошибку?
— В тебе возникло мощное смирение и желание искупить непослушание. Но ты уже не могла ничего предпринять, кроме мужества на суде. Ты молила меня помочь тебе достойно претерпеть все до конца. Ты поняла природу англичанина и явилась навсегда на большой осторожности.
— Что произошло в дальнейшем с Тальботом?
— Он возглавил новое нападение на Францию и был убит твоими сторонниками. Но это произошло уже после твоего сожжения.
— Как могла я не обессилеть при таком суровом содержании?
— Один стражник полюбил тебя за скромность и смирение перед страшным роком. Он приносил тебе парное молоко и свежий хлеб поверх тюремного рациона. Его сострадание к тебе определило и мою помощь ему. Его повысили, и он стал начальником.
— Источником моих ответов на допросах был Владыка?
— Ты не боялась своих судей. И твоя смелость поражала всех. Ты сотрудничала со мной, и я вкладывал тебе ответы. Но ты сознавала, что никто не заступится за тебя и ты будешь сожжена.
— Почему я была спокойна в день сожжения?
— Я готовил тебя к этому дню. И ты знала, что огонь не коснется тебя. Ты не сопротивлялась, когда тебя приковывали к столбу. Мой сотрудник поднял самодельный крест и хотел, чтобы ты прикоснулась к нему. Но ты просила его не подходить, так как огонь уже приближался к ногам. Тут же ты увидела меня около себя и с восклицанием: «Иисусе!» — ушла со мной. Присутствовавшие говорили потом, что ты была святая.